БОЧАРОВА Надежда Петровна

Дронова Надежда Петровна (после замужества в 1949 г. – Бочарова), родилась 12.11.1926 года, с. Ново-Дмитровка (старое название Джумбулук) Генического района Херсонской области Украина в многодетной крестьянской семье. 

Отец возделывал много земли, держал четырех лошадей. Всего было семеро детей. Роковым для семьи стал голодный 1932-1933 год, нас раскулачили, забрали весь скот  — лошадей, коров, кур, все запасы и даже вещи. Выносили из дома всё. Оставили только то, что было на нас надето. Помню как бабушка закинула на печку свой любимый шарфик, а я случайно выдала, где он лежит. Тогда мне было 6 лет. После, при родах, до Пасхи, умерла мама, а через два месяца, уже после Пасхи, умерла ещё и бабушка. Она болела, у неё была сибирская язва, помню мыла марганцовкой левое плечо. До смерти бабушки старшая сестра Мария (17 лет) забрала самого младшего Николая (ему было чуть больше года, он ещё не ходил сам), забрала Ивана (9 лет) и Матрёну (12 лет) и вывела их в Крым, чтобы спастись от голода. Из-за голода народ уходил из деревни. Деревни вывешивали чёрные флаги. Отец остался один с тремя детьми, пошёл работать на соляной завод, это далеко и допоздна. На весь день дети в доме оставались одни. Старшая сестра Ольга (14 лет) носила отцу обед и однажды на обратной дороге нарвала колосков. В нашем огороде тоже было посажено, но рвать было запрещено даже свой посев. Её поймал объездчик и из-за этого отца посадили в тюрьму. Женщины насоветовали Ольге отдать детей в Геническ в детский дом, меня и Мишу (4 годика). Сама Ольга тоже ушла в Крым.

Детдом был рядом с вокзалом, я видела, откуда я сошла и куда мне надо вернуться. В этом детском доме я пробыла около трёх недель. Мишу видела только один раз (оказалось это была последняя встреча), за соседним столом во время обеда. Я пыталась его найти, чтобы сбежать с ним вместе, но его нигде не было. А в один солнечный день спряталась во дворе под баком и увидела, как на тачке везли шесть уже мёртвых детей, а нянечки вывели под руки ещё одну девочку примерно девяти лет, очень слабенькую, но она что-то пристанывала. Нянечки сказали «Ничего, по дороге «дойдет» и загрузили её к мертвым. Я испугалась, что и меня заберут и от страха дернула куда глаза глядят. Добежала до станции, дождалась, села на «кукушку» и доехала до Ново-Алексеевки, а там спросила свою деревню Джумбулук, мне подсказали дорогу. А там я пришла, дом пустой, никого нет, а тётя Устя (это отцова брата жена) узнала меня, что я пришла, взяла меня за руку, повела в сельсовет и сказала «берите её туда, куда отца забрали, мне её нечем кормить». В то время организовался маленький интернат в деревне, меня туда отправили. Так я там осталась и закончила 7 классов. И пришла война. Меня забрала обратно тётя Устя.

Село оказалось в оккупации. Во время войны немецкие самолёты бросали листовки, у них было написано «Наша армия сильна, мы стоим перед Москвой, скоро возьмём Москву и закончится война». В тех листовках был сфотографирован Сталина сын: стоит без пилотки с расстёгнутой шинелью нагнувши голову. Мы эти листовки собирали и раздавали по селу. На следующее утро наш самолёт бросает листовки и пишет в них: «Крепитесь! Мы вернёмся!». Мы собирали и эти листовки, и тоже раздавали по селу. Немцы нас за это погнали на станцию Сальково строить московскую нашу дорогу, а с той дороги нас погрузили и отправили в Ново-Алексеевку зачищать вагоны из-под животных. Мы зачистили два вагона, нас подвезли к первому ближайшему полю, приказали грузить солому в вагоны. Когда мы закончили, нас закрыли в вагоне. На этом мы надеялись, что мы едем домой, а мы очутились в Мелитополе. На следующий день мы были уже во Львове. Здесь мы уже поняли, куда нас везут. Старшие девочки пытались бежать, и я собиралась сбежать с ними. Они меня спросили: «Ты плавать умеешь?» (плавать я не умею и сейчас), «Ну как мы тебя возьмём? Ты нас продашь». Я оправдываюсь – «Нет, не продам». Они сказали: «Пальцы в двери заложут – все скажешь». Так они меня не взяли. На этом все моё бегство закончилось. 

Очутились мы в Рава-Русской, дальше – в Эрфурте. Там я попала в концлагерь, была с полгода. Потом меня выкупил деревенский хозяин для работы в деревне Геншлебен, предместье Эрфурта, семья Эрнст и Берта Руэ. Хозяйке я не понравилась: очень маленькая для сельской работы (15 лет, худая, тощая), хотели вернуть обратно, но там отказали: «нам такие тоже не нужны». Очень заступился пленный француз, он тоже работал в этом хозяйстве. И ещё в хозяйстве был один наёмный немец. У соседей работали ещё поляки. После Сталинградской битвы пришло распоряжение всех французов загнать в лагерь в обмен на русских. Так вместо француза появился пленный дядя Павлик (угнан из Украины). В хозяйстве Руэ было 20 гектар земли, которые мы все обрабатывали. С поля я каждый день видела как идёт дым из крематория Бухенвальда. Всего я у них проработала 3 года. И если бы не конец войне, вряд ли бы выдержала следующий год. Я выполняла всю работу и самая тяжёлая была на уборочную. Ещё и хозяйка была настроена против нас, потому что её сын погиб на белорусском фронте. Она когда получила извещение — озверела, взяла ружье, чтобы нас всех перестрелять. Но хозяин воевал в первую мировую и в 17 году был в наших краях, только он смог её усмирить. Он говорил, что у нас  люди хорошие, это война не хорошая. Когда троих немецких парней призвали в армию, они решили, что надо потренироваться убивать и посмотреть как умирает человек. Собирались стрелять меня, говорили, что я жидовка, хозяин тоже очень вовремя остановил их и отдал им на расстрел свою собаку.

Из Бухенвальда к нам в село каждый день пригоняли ещё 30 человек на работы. От них я узнала, что в лагерь попала и моя сестра Матрёна. Я взяла и пошла в лагерь и попросила охрану пропустить, чтобы увидеться с сестрой, но мне отказали «хочешь, чтобы и тебя забрали». Встретилась я с ней я уже в Крыму после войны. 

10 апреля 1945 года деревня была взята американскими войсками, и мы освобождены. При освобождении наши пленные ребята, которые работали на 5-ти этажной мельнице, взяли трактор и уехали в лагерь Гевези. С ними сбежала и я. Это был полноценный завод, там мы были очень долго, пока прошли фильтрационную проверку, НКВД, и только 07.07.1945 года я была направлена на Родину. Моё фильтрационное дело было отправлено по месту угона – в Херсон. Оно до сих пор хранится в Херсоне.

Из лагеря мы шли до Эльбы, где была встреча американцев и наших войск. Здесь, после второй фильтрационной проверки (близ города Торгау) – я была присоединена к воинской части и двигалась на Минск, обслуживая воинскую часть, на станции Яроцын воинская часть получила приказ нашими силами подобрать брошенное стадо немецких коров. Я обслуживала и вела коров, в Белоруссии возле Минска мы их передали в колхоз. Когда нашу армию мобилизовали на войну с Японией, мы охраняли малую военную технику, оружие, боеприпасы и провиант. В Минске я получила военный билет, который мне потом очень помог. После Минска мы временами ехали по железной дорого, или на платформе, или на товарняке. Я добралась домой в Ново-Дмитровку аж в январе 1946 года и узнала, что тётя Устя умерла, осталась одна её дочь, она дала мне адрес моих родственников, и я ушла в Крым. 

Сначала я осталась в совхозе «Каракуль» Черноморского района (Крым), начала работать на поле, на овощеводстве. Благодаря военному билету я сразу получила паспорт. Поскольку у меня было образование (а мало у кого оно было, хоть и 7 классов), поэтому меня с удовольствием забрали работать в детский садик. А так как я воспитывалась в детском доме, то у меня сразу была должность воспитателя. Я тоже работала с удовольствием. В совхозе «Каракуль» я проработала до сентября 1947 года, но меня звала к себе сестра Ольга в совхоз «Коммунар» Симферопольского района, и я уехала к ней. В «Коммунаре» тоже устроилась в детский садик, тоже воспитателем. Встретила своего будущего мужа. Вышла замуж. Родился сын. Пережила годы восстановления. 

Муж был фронтовик, ранен на фронте под Веной 01.04.1945 года, правая нога была оперирована несколько раз и практически полностью удалена мышца голени. Хозяйство вели вдвоём, и дом выстроили вдвоём. Когда в «Коммунаре» расформировали садик, я перешла работать на железную дорогу. Работала таксировщиком, расценивала погрузку-выгрузку. Эти годы, когда я работала на железной дороге, я очень ценю, об этой работе самые хорошие воспоминания. В 1984 году вышла на пенсию, занималась домашним хозяйством. И сейчас тоже занимаюсь огородом.

При Украине у меня был статус малолетнего узника, и я была приравнена к участникам боевых действий. А с приходом России этот статус оказалось надо подтверждать заново, в соцзащите очень грубо мне отвечали, я даже бросила это дело. В России мы уже почти 8 лет, а «узника» мы всё-таки подтвердили по имеющимся справкам из фильтрационного дела и спискам угнанных, но уже через прокуратуру.

Также у меня есть статус – вдова инвалида войны. Я подтвердила его только в 2020 году, раньше им просто не пользовалась.